В ожидании чуда. Журнал Nomad №6 (24), 2008 год

В ожидании чуда

Елена и Владимир Григорьяны родились в 1961 году в г. Баку. Елена окончила художественно-графический факультет Азербайджанского педагогического института. Владимир – такой же факультет Алматинского педагогического института им. Абая. Оба работают в живописи, графике и керамике. Участники международных выставок и проектов. Имеют ряд дуэтных выставок. В Казахстане с 1989 года.

Елена и Владимир Григорьяны и в жизни, и в искусстве предпочитают и умеют говорить тихо, сдержанно, сосредоточенно. Их излюбленные темы и сюжеты связаны с библейскими историями. Разнятся лишь интонации и акценты.
Елена, как видится из мелодий ее цветовых решений, видит события христианской истории не подвластными прямому повествованию. На них можно лишь косвенно указать. Потому библейские персонажи погружены в темноту ночи или в начинающийся рассвет. Ее ангел и апостол едва различимы в пространстве тайны. У ангела светится рукав, у апостола – чаша в форме рыбы. Свечение алого цвета ассоциируется с благословляющим присутствием божественного.
Не может не затронуть чувства «Благовещенье у источника», где изображена трогательная встреча Марии и Елизаветы, одаряющих друг друга радостной вестью. Легкими сгущениями золотистого цвета и певучими линиями контуров и жестов деликатно обозначено особое чувство благости, нежности и признательности за дарованное им счастье.
Притягателен образ композиции «Апостолы Фаддей и Варфоломей». Они, словно близнецы-братья, навсегда связанны единой верой. Изящная синяя птица на их нерасторжимых руках – знак чистоты души и непостижимых небес. Как у Марии с Елизаветой у апостолов имеется по одному изображенному глазу. Несомненно, другой глаз зрачком повернут в душу.
Образы библейских персонажей, окрашенные в тона наивности, умилительности, улыбчивости, весьма привлекательны. Волхвы в ее рисунке – очаровательные существа, степенно и тесно поспешающие друг за дружкой и бросающие изумленные взгляды на поразившее их событие. Перед их фигурами мягкой дугой свисает тонкая ткань, которая сообщает им общее движение, общие помыслы, общее состояние. Большие головы на коротких телах, широкие бороды, крупные носы и огромные глаза делают их похожими на мифических существ и детей одновременно. Первый из них, с запрокинутой головой и доверчивыми глазами, несет в дар рыбку, которая при этом и знак Христа. Второй, потрясенно взирающий на мир, держит чашу с крышкой, которая, возможно, и священный Грааль. Правый глаз у него яркий и четкий, а левый затуманен, как если бы в нем роились еще не ясные мысли. Третий несет маленький сосуд. У него вопрошающий правый глаз, а на месте левого светлое пятно, словно это сияние возникающего ответа.
Однако художница умеет говорить и иначе. Материя иногда сгущается до смущающей плотности и тяжести как в «Божественной трапезе», и тогда возникает ощущение, что неспроста рыба и блюдо слились в неразличимое целое: мир замер в ожидании драмы бытия. В этой связи и пять груш, поставленных в ряд, уже не кажутся банальным натюрмортом с простейшей композицией – в них ищешь глубоко запрятанный смысл. Заглядываем в двухтомную энциклопедию «Мифы народов мира» и находим в статье «Растения»: груша – один из вариантов запретного плода с древа познания добра и зла. Все в мире, при желании, может говорить о божественном, если ты чуток к миру чудесного.
Владимир склонен выстраивать ясную драматургию событий. Его «Вечеря» трогает душу простотой сопоставления жестов двух рук, протянутых к блюду с хлебом. Событие изображено одновременно с близкой и далекой точек зрения: Потому здесь и крупный кадр, когда видны только руки, и высокая панорама, когда столешница стелется, словно степь. Сверху протянулась рука кого-то в белых одеждах. Жест деликатен и уважителен. Снизу тянется рука кого-то в темных одеждах. Кисть дерзко легла на хлеб. Художник решает известный сюжет лаконично, уповая на предваряющее знание зрителя, знакомого с евангельским сюжетом.
Говорение намеками, фрагментами, деталями и знаками – расширение поля зрения от прозы до поэзии. Так построена картина «Шелест крыл». В центре изящный стул с раскрытой книгой и гранатом, а в верхнем правом углу притаилась наполовину видимая фигура с четками в руках. Плод граната – вещь не простая. Это эмблема девы Марии и райское (золотое) яблоко от древа познания добра и зла. Тогда книга – священная библия. И некто в углу – ангел, сообщающий Марии благую весть.
Образ полотна «Несущий колесо» полон света, грусти и надежды. Смиренный странник с колесом в правой руке движется из глубины слева направо. В западной версии письма и чтения это движение из прошлого в будущее. Идущий делит пространство диагональю своего тела на две части: за его спиной возникает легкий рассветный мир, перед ним все еще плотная сопротивляющаяся материя, медленно уступающая его упорному движению. Мир отмечен печалью бытия, но там где прошел вечный пилигрим, она, как сказал поэт, уже светла.
Иногда чувствование художником библейской истории столь хрупко, что появляется желание обратиться за помощью к древним изображениям, и тогда возникают два варианта «Старой фрески». Однако эти настенные изображения – плод воображения художника, пытающегося указать на непостижимость и неуловимость не только истинных смыслов божественных помыслов, но даже и смыслов человеческих их интерпретаций. Может ли кто из смертных дерзнуть предположить, что ему открыты все божественные цели? Когда даже образы прошлых веков, утерявшие или сохранившие свою предметную целостность, не всегда могут быть считаны во всей полноте своих значений.
Привлекает художника и поэзия человеческих чувств, не подвластных ни времени, ни пространству. Картины «Уединение» и «Вместе» – это песни о неисчезающей радости бытия, пусть и окрашенной в цвета неизъяснимой печали и одиночества перед лицом незнаемой вечности. В первой наличествует своего рода восточный Орфей, которому внимают птицы. Во второй – образ вечной дороги жизни, на которой путь к счастью лежит во всех направлениях.
После творческой летней поездки в Испанию Елена создала графическую серию загадочных башен, достигающих небес. Владимир – серию живописных и графических дверей, которые считываются как увлекательные знаки иной культуры, хранящей свои тайны за столь легкими, кажется, преградами – отвори, и все постигнешь. Однако, нам видны лишь поверхности. Чтобы познать других глубоко, нужно жить рядом с ними всю жизнь. Впрочем, знаем ли мы тех, кто рядом?
Елена и Владимир Григорьян своими образами доброжелательно приглашают нас в мир прозрачного и таинственного слова, сильных и нежных чувств, прочных и тонких связей с земной и небесной жизнью. И даже если кто-то не разделяет их взглядов на взаимоотношения земли и небес и холоден к божественному чуду, нельзя не откликнуться на теплый призыв к гуманности чувств и чистоте помыслов.

Баян Барманкулова

Елена Григорьян